Ведьма - Страница 4

К оглавлению

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Хочешь?

– Обойдусь.

– Как знаешь.

И он спокойно направился обратно в душ.

Так, будто ничего не произошло.

Я же плюхнулся на свою кровать и закурил.

Разговор продолжился минут через двадцать. Валька, одетый лишь в повязанное вокруг бедер полотенце, вошел в комнату, молча уселся на стул, вздохнул и проворчал:

– Мне нужно настоящее молоко. Я не могу без него обойтись.

– Понятно, – тихо ответил я.

– Из пакетов я пить не могу, ты видел, чем это заканчивается.

– Видел.

– А то, что продают на местных рынках, тоже не лучшею качества. – Он помолчал. – Приходится добывать самому.

Обыденность его тона меня потрясла. Черт побери. Валька говорил так, словно мотался каждое утро в деревню! Словно платил огромные деньги за доставку парного молока в общагу! Но нет! Оно само появлялось в кувшине!

Я видел!

– Как ты это делаешь?

– Есть специальное заклинание, – спокойно сказал Гостюхин. – Я ищу подходящую корову, рисую круг, вонзаю в пол нож, ставлю кувшин и… дою ее.

Пару раз мне действительно казалось, что в глиняном сосуде находится парное молоко. Я отмахивался от этих мыслей. Теперь выяснилось, что я был прав.

«Рисую круг, вонзаю в пол нож…»

А на полу, между прочим, линолеум. А под ним – бетон. Но нож – я видел! – вонзился в него почти на треть лезвия.

– Ты колдун?

Валька помолчал, затем улыбнулся и ответил:

– Я – ведьма.

– Ведьмак?

– Нет. Ведьма.

Совсем непонятно.

– Что значит ведьма? – буркнул я. – Ты что, женщина?

Он запустил пятерню в рыжие кудри, вздохнул, размышляя, с чего начать рассказ, и произнес:

– Все довольно запутанно, Серега. Дело в том, что в моем роду испокон веков все женщины были ведьмами. Столетие за столетием сила передавалась по наследству, от матери к дочери. Рождались в нашей семье только девочки. И вдруг – аномалия.

– Ты?

– Угу, – кивнул Валька. – Все признаки указывали матери, что она ждет дочь. Все шло так, как положено. Мне даже имя подобрали…

– Валентина?

– Нет, – поморщился Гостюхин. – Другое. Настоящее имя. Но тоже женское. – Он вздохнул. – А когда пришел срок, появился я. Вот и получается, что я – ведьма.

– Да почему ведьма? Не колдун, не ведьмак, не чародей, а именно – ведьма?

– Потому что в нашей семье рождались только ведьмы, – терпеливо, как маленькому ребенку, объяснил Валька. – Не колдуны, не ведьмаки и не чародеи. А против наследственности не попрешь.

Послышался мягкий удар, и в форточке появился Шаман. Секунду котяра оценивал ситуацию, а затем, видимо, сообразив, о чем шла речь, уставился на меня.

Ведьма и ее кот.

Великолепно.

Я поднялся с кровати и вышел из комнаты. Мне хотелось покурить и побыть одному.

В ту ночь мне снится, что Валька – женщина.

Крупная, рыжая и развратная.

У нее большие груди, широкие бедра и узкая талия. А еще у нее большой рот и манящие зеленые глаза. И волосы до талии. Густые. Пахнущие горькой травой.

В окно светит полная луна, и в ее свете женщина кажется совершенной статуей. Она столь прекрасна, что от желания у меня дрожат пальцы. Умоляя ее побыть со мной, я готов валяться в ногах, готов целовать ее туфли, готов стать ее рабом… но этого не требуется. Она пришла, чтобы побыть со мной.

Она ложится рядом и разводит в стороны ноги.

Я оказываюсь сверху.

Я вхожу в нее.

Она улыбается и молчит.

Мои первые движения медлительны и мягки. Ей нравится.

Постепенно я становлюсь напористее. Она закрывает глаза.

Мы улетаем…

Когда я просыпаюсь, Валька пьет молоко и смотрит на меня. Он сидит за столом. На нем тренировочные штаны и футболка. Он пьет молоко и смотрит на меня.

А на подоконнике, перед блюдцем с молоком, сидит Шаман. Черный как уголь. И смотрит на меня.

Они знают, что мне снилось.

Но стыда нет. Только злость.

Я говорю:

– Ты – урод.

Валька пьет молоко. Я говорю:

– Ты – урод.

Валька пьет молоко.

Я говорю:

– Ты – урод.

Шаман отворачивается и начинает изучать уличный пейзаж.

Валька ставит кружку на стол. Опускает ее резко, раздается громкий стук, и я вздрагиваю.

Он говорит:

– Я не виноват.

Он говорит:

– Ты оказался чересчур восприимчивым.

Он говорит:

– Я просил, чтобы мне дали отдельную комнату, но мест в общежитии не хватает. Меня подняли на смех.

Валька не оправдывается. Он говорит как есть. И смотрит мне прямо в глаза. А Шаман не смотрит. Я говорю:

– Ты сука и извращенец.

Он говорит:

– Будь я извращенцем, ты бы занимался сексом со мной.

Я говорю:

– Ты должен был снять комнату в пустом доме.

Он молчит.

Я говорю:

– В доме, где нет жителей.

Он отводит взгляд.

Я говорю:

– Чтобы никому не мешать.

Он молчит.

Я устаю ругаться.

Я беру с тумбочки пачку сигарет, вытряхиваю одну из них на одеяло, подбираю и крепко сжимаю губами. Затем я возвращаю пачку обратно, беру зажигалку и прикуриваю.

Какое‑то время мы молчим.

Между нами танцует дым.

Потом он говорит:

– Я не хочу жить один.

Потом он говорит:

– Одному мне плохо.

Потом он говорит:

– Я должен с кем‑нибудь дружить.

Он не врет. Я вижу – он не врет. Я знаю – он не врет. Я ему верю. Но мне страшно. Я говорю:

– Мне страшно.

Я от них не сбежал: от Вальки и от Шамана.

Остался.

Почему?

Потому что к тому времени я уже считал Вальку своим другом. Еще объяснения нужны? Нет? Я так и думал.

Видеть во сне Вальку‑ведьму я перестал. Несколько дней он давал мне на ночь горячее молоко с какими‑то травами, после чего объявил, что мое восприятие притупилось до безопасного уровня. По всей видимости, так оно и было, потому что сны с тех пор я вижу крайне редко.